БАЛЕЙ

Балей – это когда хрустит снежок под валенками, или черемуха сыпет под ноги свой цвет, или небо слепит пронзительной синевой, или мучает тополиный пух, забираясь за ворот одежды. Балей – это чувство, когда–то бывшее незаметным, неопределенным и невысказанным, а сегодня готовое стать словом, печальным раздумьем или, напротив, радостным воспоминанием.

В детстве мне всегда хотелось придать моему городу особый героический статус, увидеть в нем что-то исключительное. Фантазия детская породила немало историй, рассказанных соседям по купе поезда «Владивосток-Москва». Так, в незапамятные времена по нашей земле прошли монголы и непременно где-то в сопках ждут своего кладоискателя сокровища Чингисхана; а золото, которое добывают балейские шахты, карьеры и драги – высшей пробы, только этим золотом расплачивался СССР с американцами по ленд-лизу после Второй мировой;  а грузди у нас исключительно молочные, самые ценные и вкусные, их заказывает к обеду английская королева, на худой конец, премьер-министр Великобритании. Мне до сих пор нравятся эти сказки, милые сердцу истории из прошлого. Понятно, что тогда безумно хотелось, чтобы малая Родина была какой-то необыкновенной, интригующей, чтобы люди, которые окружают тебя, все как один были достойны наивысших похвал, по крайней мере, Нобелевской премии. Так трепетно верилось, что моя малая Родина непременно станет большой.

Однако ничего особого с моим городом не случилось, фантазии остались в детстве, а город претерпел те перемены, которые ему были уготованы судьбой и нелегкими временами. Чувство ностальгии все чаще хлопает дверью, ритм жизни большого города разрывает тонкие узы с прошлым, и время удаляет от меня мой маленький Балей.

Если же быть честной до конца, то в Балей уже не вернуться. И вовсе не потому, что мир Балея не столь комфортен и блистателен, как, например, мир Петербурга или Лондона, а потому, что Балей больше не позволяет мне летать на крыльях фантазии, не требует сделать его великим, не прорастает в моем сердце гордостью, граничащей с небывальщиной детского хвастовства.

Все, чем притягивает меня Балей сегодня это люди, для которых этот маленький город– пища тревог и надежд, источник веры, пространство жизни, то диалоговое окно, через которое они стремятся увидеть мир и удивить его, передать ему свой опыт, свое чувство красоты и любви. Проще говоря, люди, для которых Балей – вся их жизнь.

 Какими-то невидимыми нитями город моего детства притягивает к себе, порождает живой интерес. Мне вот пришла смс-ка из прошлого, когда и телефонов–то мобильных у нас не было, да и столь привычных стационарных аппаратов для связи водилось тоже немного. Кто-то мне написал, что помнит наше детство, и незабываемо все то, что было в нашей жизни. А ведь это моя лучшая школьная подруга – Ира, Ирка, Ирочка, Иринка. Она уехала из Балея, как и многие из наших одноклассников, почти что сразу после Выпускного вечера, несколько раз приезжала в город, навещая родных. А после того, как все они покинули Балей, и вовсе перестала приезжать в город детства. И теперь именно Ира стала той нотой, той звенящей струной, которая рождает необъятное чувство ностальгии. Чувство нерастраченной любви к людям, которые безмерно дороги, потому что они дают тебе знание о многом, вместе с ними ты можешь видеть, каким ты становишься в потоке времени, вместе с ними ты можешь быть самим собой.  

Откуда Ира вновь пришла в мою настоящую жизнь, зачем?  Я ответила, и понеслись строки из безвременья к нам, заполняя все просветы бесконечной разлуки, все наше незнание друг о друге, все наше забвение и отчужденность. В одном из писем Ира рассказала мне про классификатор смертей, который используется в статистике. Само сочетание слов меня поразило и привело к мысли, почему нет классификатора жизней – вот такая жизнь, например, хорошая, а вот такая падшая. А вон та – пример для подражания, а эта  - коллекция банальностей.

Года четыре назад была я последний раз в Балее, после почти двенадцати лет разлуки. И что? Меня встряхнула встреча с одной моей одноклассницей – Таней. Тогда, еще в школе, она была неугомонной певчей птицей. Светлой радостной птичкой, с надеждой в сердце. А здесь - я уронила голову от отчаянья – далекий от благополучия быт, стремление понравиться, а не быть самой собой. На деле же – тоска в глазах из-за несбывшихся мечтаний, обыденность расчетов в замужестве, а самое лучшее, что было в жизни, уже поселилось в фотоальбомах. Таня ждала третьего ребенка, это и радовало, и беспокоило. Трудно, очень трудно поднимать детей, об этом знают все. Но как это трудно делать там, в Балее, мало кто догадывается со стороны. Город затихающий, замирающий, не позволяет ребенку видеть большое и новое. И кроме скошенных заборов, зачастую нетрезвых лиц соседей и светящейся пыли на краю карьера, натуре любопытствующей сложно будет повстречать в повседневных шатаниях по улочкам Балея то, что позволило бы человеку желать большего, гордиться своим городом и чуть-чуть придумывать его прошлое и будущее.

В мои школьные годы в Балее была крепкая музыкальная школа. Важнейший источник культурного роста балейских девчонок и мальчишек. Родители стремились поместить туда своих чад, приблизить к прекрасному. Я была отчасти бездарной ученицей, отчасти ленивой. Но сейчас, понимаю, что учителя мои дали мне то, что позволяет слушать и слышать музыку. Для меня остается тайной, как моему педагогу, Ольге Михайловне, удалось привить мне чувство музыки. Сам момент я помню хорошо. В старших классах на занятиях по классу фортепиано мы с педагогом нередко играли ансамблем в четыре руки. Однажды для занятия Ольга Михайловна выбрала романс «Пара гнедых». Нотный текст этого произведения я видела впервые, суть занятия в том и состояла – исполнить с листа. Мы начали играть – и ноты впервые не поплыли у меня перед глазами из-за боязни сфальшивить, а стали мне подвластны. Мы доиграли до конца без помарок и почему-то от удовольствия рассмеялись. Эта радость и сейчас со мной. Такая радость, радость постижения не уходит никогда, потому что человек всегда стремится именно к открытиям своих возможностей и откровениям, которыми готов поделиться с другими.

Безумная ежедневная спешка наша не дает шанса остановиться, задуматься, почему незнакомые люди начинают разговор. Бывает так, едет купе, сидят одни «важные персоны», дуют щеки, молчат всю дорогу. А иной раз, еще поезд не тронулся, а купе сотрясается смехом и фразочками: «Ну, ты, только подумай, а?» Лариса, моя одноклассница, способна взбудоражить любое купе. Лариса звезд с неба не хватала, но была крепкой хорошисткой. Сильно переживала смерть отца, наверное, очень много потеряла вместе с родным человеком. В том числе и надежд. Но прорвалась сквозь обыденность к себе новой, с болью, с ошибками. Окончила Педагогическое училище, потом заочно институт. Сейчас талантливый учитель, гордость своей школы и чужого города, где живет с мужем и дочерью. Разговор же люди начинают, если понимают, что рядом есть тот другой, который поймет с первого слова.

У меня сейчас растет маленькая дочь, не знаю, сумею ли я объяснить ей, что такое Балей. Город, который живет в моей памяти, существует и на географической карте, только стал  он совсем другим. Недавно Балей отмечал юбилей, свои семьдесят лет. А мама моя, Галина Алексеевна, отработавшая в одной из балейских школ более полвека, с обидой в голосе говорила мне в телефонную трубку, что ни одного учителя не упомянули в поздравительных речах, словно город металлургов рос и учился сам по себе, словно сорняк, без усилий и нелегкого труда учителей. А также медицинских работников,  библиотекарей, работников сферы обслуживания и многих других балейцев. Мне представляется показательным этот факт: человек, отдавший свой творческий потенциал Балею, не может почувствовать себя уверенно и спокойно, не может сказать: «Это мой Балей, это город, которому я посвятил свою жизнь». Не чувствует ни благодарности, ни заслуженного признания. Конечно, Балей – прежде всего город металлургов, но последние десятилетия он жив во многом благодаря тем, о ком и не вспомнили в праздничные дни. Вот о чем я говорю, о забвении.

Свою добрую подругу Лену во время последней поездки в Балей я видела практически мельком. Лену, с которой мы были дружны с детсадовских времен, более того, наши родители были дружны, матери до сих пор крепкие приятельницы, как говорится – проросли друг другом. Когда поезд сделал остановку в Чите на несколько минут, я и выходить-то не хотела – жара, лень одолела. Но вышла, самая последняя – а Лена примчалась увидеть поезд, вернее меня. Откуда-то с дачи, забросив дела, я потрясена была. Всегда буду признательна Ленке за этот порыв. Это больше, чем голос крови, это больше, чем верность памяти, это – прыжок сквозь время и победа над расстоянием. Расстоянием не физическим, не тем, что отмечено на географических картах, расстоянием, которое наращивает время в наших сердцах, расстоянием,  имя  которому – забвение. Вот Лена меня и научила побеждать забвение, совершенно просто,  даже мороз по коже.

В юбилейный год маленького Балея, хочется сказать спасибо этому городу, спасибо, потому что здесь осталось мое детство, память о школьных друзьях и лучших в моей жизни учителях. Провинциальный городок многих научил упорно шагать к цели, верить в успех, научил распознавать прекрасное и подлинное. Очень многих вырастил и отпустил в дальние путешествия и большие города, оставив о себе добрую память и чувство гармонии, которое порой нежданно врывается в сердце цветущим на сопках багулом.